Мне 49 лет, я из Иркутска. Моей младшей дочери Насте 20.
Она принимает мужские гормоны, носит одежду унисекс и не терпит, если я отзываюсь о ней в женском роде.
Насте было 16, когда мы с мужем обнаружили, что у нашего ребёнка раздаются плечи, сужаются бёдра, на лице растут волосы. Ещё раньше мы находили в квартире упаковки из-под лекарств. Дочь отмахивалась от наших вопросов. Говорила: «Успокойтесь, это не наркотики!» По названиям на коробках мы нашли в интернете, что это такое. Это оказался мужской половой гормон.
«Ребёнок! Для чего тебе это нужно?!» — спросили мы. Ей пришлось признаться, что чувствует себя парнем и в этом состоянии готова прожить всю жизнь. «Природа телом ошиблась», — сказала она. Я повела её по врачам и психологам. Даже обращалась к магу. Он сказал, что в 32 года всё закончится, а до этого времени, мол, терпите.
У нее проблемы с идентификацией. Точнее, это я думаю, что у неё проблемы. Сама она считает, что у неё всё в порядке. Уже пять лет она принимает мужские гормоны. Сейчас больше похожа на парня, чем на девушку. Оформилась мужская фигура — широкие плечи, узкие бёдра, мускулистые ноги. Она всегда ходит в брюках или джинсах. Под мешковатой футболкой почти не видна грудь. Настя невысокого роста — 156 см. Паренёк получается невысокий, коренастый. Она, то есть он, носит короткую стрижку. Голос стал низким. Когда-то у неё был высокий звонкий голос, Настя неплохо пела. Сейчас тоже поёт, но баритоном. Я приучаю себя к мысли, что теперь моя дочь — это он.