Один пример был очень ярким, запомнился. Родители сообщили родственникам и друзьям: наш ребёнок — не мальчик, а девочка, он будет таким, и мы позволим ему быть той половой принадлежности, в которой он себя ощущает. Кто-то отвернулся сразу, кто-то сохранил отношения.
Я сама принимала ситуацию очень непросто. Всё время, конечно, об этом [думала]. Наверное, год. Было много вопросов. Как приспособить ребёнка к жизни? Как помочь? Меня совершенно не беспокоило то, что сын оказался дочерью, не соответствовал моим ожиданиям. Просто были — и есть — тревоги за будущее. Например, тревожит подростковый период. Я же читаю о таких детях, у них много суицидов. Может быть, если бы муж адекватно воспринял в своё время, вместе было бы проще всё решить, принять.
Моя старшая дочь, сестра Вани, приняла очень спокойно. Она на тот период училась в университете. Сказала: «Я знаю таких людей. У нас в группе учатся
геи, прекрасные ребята». С Ваней у них хорошие, тёплые, дружеские отношения. Мама тоже восприняла спокойно. Сказала: как есть, так и есть, что теперь делать. Отчим — сейчас у меня третий брак — тоже принял ребёнка. Мы начали жить вместе, когда Ване было три года, и он всю ситуацию наблюдал изначально. Он рабочий на заводе, отнёсся абсолютно спокойно, не пытается ничего переломить. Ну, он такой человек… Есть такой ребёнок и есть.